Вадим Исачкин. Картинки с рынка

Рынок в нашем южном городе был всегда, то есть задолго до введения рыночной системы по всей стране. И видимость порядка была, хотя сами понимаете: толпа, суета, товар-деньги-товар, субъекты полуголые с тележками орут «ноги-ноги», карманники шныряют парами – один отвлекающе толкнёт, а другой шустренько утащит. Опять же, если во всех углах и закутках поставить «блюстителей порядка», то их быстренько прикормят, и останется всё по-прежнему.

Это к тому, что на рынке бывает всякое…

СТРИПТИЗ

Вещевой рынок называют «блошиный», действительно, копошащихся трудящихся в шматье иначе и не с кем сравнить. Они появились в городе, когда стали поощрять бизнес. Раньше эта перепродажа товаров называлась спекуляцией и почему-то считалась «нетрудовым доходом». Хотя в этом деле трудятся и «челноки», мотаясь туда-сюда-обратно, и «реализаторы», сидящие-следящие при любой погоде, и владельцы «торговых точек», рискующие средствами, ибо рэкет, блюстители порядка и административная власть на местах требует законной, полузаконной и совсем не законной мзды ежедневно.

Но мы всю эту кухню вспомнили как бы к слову о рынках и далее касаться не будем.

Как известно рынки влекут к себе людей всяких и разных. Издревле прибиваются убогие, калеки и придурковатые. Рынки, храмы и перекрёстки – их «рабочие» места. И места отдыха, кстати, и развлечений тем паче.

«Брижит Бардо» местного разлива появлялась на рынке в самый разгар торговли, ближе к полудню. Когда-то она была блондинкой. Сейчас её космы висели нечесаными струпьями, о которые она вытирала засаленные руки после очередного беляша или ход-дога.

Насытясь, она, неторопливо перебирая костылями, двигалась вдоль торговых «палаток». Левую ногу ей по колено отрезал трамвай ещё с началом перестройки. Заснула пьяная на путях. Но даже этот тревожный случай не изменил её игривый заводной характер. А заводилась она с пол-оборота.

- А, Брижит! – приветствовали её по простоте душевной иные торговки, сидя за разложенными кофтами и юбками.

- О, как раз то, что мне надо! – бодро кричала калека и в два прыжка оказывалась у прилавка. Начинала деловито перебирать товар.

Торговки орали на неё:

- Не мацай грязными руками, отойди…

Она отходила, а потом опять за своё у другой палатки.

Наконец находила подходящую кофточку, и уже остановить её было не возможно. Она ловко скидывала с себя свою серую хламиду, под которой никогда ничего не было надето, хоть зимой, хоть летом.

Стоя по пояс голая, она прикладывала новую кофточку к себе и, если успевала, то нацепляла. Как правило, торговка выбегала из своего закутка и отбирала обнову.

Видя заинтересованные мужские взгляды, «Брижит» вихляла смятыми батонами сисек с совершенно незаметными кнопками бледных сосков и, высоко поднимая костыль, вертелась на оставшейся ноге.

- Ну, хватит. Позырили?! Теперь, бля, платите за концерт.

Так заканчивала она свои выступления. Натягивала обратно на своё сухощавое тело хламиду и шла по кругу собирать монеты.

Ростовские босяки на "блошином рынке". Фото Михаила Дзябенко.

КИСЛОТА

К одной из палаток вещевого рынка подходит невзрачного вида парнишка с брезентовой сумкой. Он выбрал эту палатку из многих, потому что она прилепилась к забору в стороне от остальных. Подошел, озираясь, постоял, а потом выпалил не громко, но отчетливо:

- Ща кислотой оболью. Давай штуку быстро!

Внутри за прилавком, где разложены шмотки, тётка, уверенная в своих грудях девятого размера.

- А где кислота? – вопросом в лоб огорашивает она начинающего рэкетира.

Тот слегка опешил. Не ожидал. Но в сумку полез и достал бутылку с мутной жидкостью.

- Во! Гляди, - радостно заявляет вымогатель, - ща брызну и барахло твоё разлезется.

- Смотри, как бы твои трусы не разлезлись, - не тушуется баба, а сама зыркает глазом в поисках подмоги. Как назло никого вокруг.

- Что я кислоты не видела… чё ли, - тянет время тётка.

- Гони штуку, падла! – хорохорится парень и трясёт бутылкой перед женским носом.

- Ладно, не ссы, щас, - она шарит под прилавком, - не наторговала ишо. Вишь, народу мало, - приговаривает тётка, роясь в поисках чего-нибудь тяжелого. Нащупав молоток, она более уверенно напирает, - Вижу, первый раз наезжаешь… Ладно, вот тебе, больше не заслужил, - и швыряет левой рукой смятый полтинник.

- Ну, паскуда, - оглядывается рэкетир, - щас я те сделаю.

Торговка в этот момент выхватывает правой рукой молоток и пытается треснуть грабителя. Тот едва успевает отвернуть голову, молоток попадает по плечу. Парень отпрянул и упал. Бутылка вдребезги.

Хватаясь за плечо, горе-грабитель быстренько сматывается, видя, как спешат на помощь соседи-торгаши. В след ему звучат «пожелания» отборным матом, к которым он, впрочем, привык.

- А кислота настоящая, аккумуляторная, слышь, - сообщает подоспевший на помощь мужик, присевший у лужицы, - так что повезло тебе, Карповна.

Карповна сидит, прижимая к пухлым грудям молоток, понемногу отходит от пережитого.

- Ну и работа у нас… - сочувствует подошедшая реализаторша, - молоко за вредность давать надо.

- Ага, - скептически подтверждает Карповна, - дадут тебе молочка… от бешеной коровки. Потом догонят и ещё раз дадут… Оспидя, когда же это всё кончится? – Вопросом в никуда заканчивает она свою тираду, кладёт молоток на место и поправляет разложенный товар.

МОЛИТВА

В самом начале рынка у входа пристроилась на куске гофрокартона инвалидка.

- Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, - бубнит она привычно с протянутой рукой. – Да, святится имя твое, да придет царствие твое…

Оживленная толпа скользит мимо. Сердобольные кидают монетки в пластиковую тарелку, на дне которой лежит репродукция с иконы.

Нищая худа, лицо изможденное, слегка помятое. Она в дырявой кофте цвета поноса, натянутой на темносинее платье довоенного покроя. Сидит, обе ноги её типа на протезах до щиколоток вытянуты вперёд. Она специально сняла чулки, чтоб все видели. Рядом лежат костыли и латаная хозяйственная сумка.

Гнусавит она монотонно, не задумываясь и прерываясь только на благодарность за подаяние:

- Пошли вам, Господь, во всём удачу и благословение…

Вдруг из хозяйственной сумки доносится весёлая мелодия. Нищенка роется в ней, достаёт мобильник:

- Алле! – кричит громко, - Зинка, ты? Чё те надо? Ну и что? Слушай, какого хера, ты всё это… перестань реветь, говорю, и занимайся… Занимайся, бля, пока я на работе… Отца на тебя нету. Тот бы перетянул пару раз по жопе… Я на работе, поняла? Не знаю… Что возьмёшь? Я те возьму! Ах ты проститутка затраханая, не даёшь мне работать… Заткнись, блять! Я для кого горбачусь?

Нищенку бьёт истерика. Она верещит на весь базар, изрыгая проклятья, не обращая внимания ни на кого. Глаза её вылезают из орбит, слюна брызжет:

- Ты что мне нервы мотаешь, сучка такая? Сучонка мелкая. Некогда мне тут с тобой… всё, отстань.

Она в гневе швыряет мобильник в сумку.

И мгновенно лицо её потухает, сникает, и она продолжает бубнить с протянутой рукой:

- Святый Боже, святый крепкий, святый милосердный, да святится… да придет…

Солнце высвечивает синюшную кожу ног и бурые ремни протезов.