"Фанагория" - разговор с ледоколом

- Признайся мне, милок, и честно скажи. Вот уж с кем, с кем, а с ледоколом ты, наверное, ни разу не разговаривал? Да ладно?! Было, - говоришь?! А-а-а. Ну-ну, смешно. А кроме шуток? То-то. Так что, если взял книжку в руки, да ещё  не только картинки посмотреть, а почитать собрался, включай «воображалку» свою и слушай. Это ведь я – ледокольный буксир «Фанагория», с тобой сейчас разговариваю!
Ты не заметил, что вечно у нас, у пароходов, чехарда какая-то с названиями. Донимает просто иногда эта разноголосица. Пароход, буксир, ледокол - мужского рода, а «Фанагория» - женского. Судно -  так его распротак, вообще среднего. Тут вспотеешь, ей Богу, пока догадаешься, как кому представляться и, как с кем раскланиваться.  В общем, ты поменьше на эту ерунду оглядывайся, разберёмся потихоньку и с родАми, и с именами. Суть-то, она одна, и от названий не меняется.

Я, чего вообще распинаюсь-то перед тобой. Попросили. Кто? Да, не поверишь, уважаемые люди обратились. В городе известные. Расскажи, - говорят, - сам про себя. Ты ведь, как – никак, легенда. Ха! Прямо так и сказали. Мол, - пол Ростова про тебя знает, а другая половина, слышала.
А мне-то, что? Трудно, разве? Короче. Расскажу – кому интересно. А ты - хочешь, читай дальше, а нет, закрой книжку и иди, гуляй, помогай, кому делать нечего.
Не ушёл? Тогда слушай всё по порядку, и не перебивай. Память – тонкая штука. Я ведь, дело прошлое, уже лет сто пятнадцать, как на свет народился. Рассыпаться? Не боюсь. Нет меня в материальном вашем мире, понимаешь?  Списан я уже давно, и сломан  на металл ещё в 1968 году, если документы не врут. А вот ошибиться могу. Да. Не без того. Привирать для красного словца не стану, но ты же знаешь нас стариков, нет-нет, да и сбрешем где-нибудь, особенно там, где не помним ни черта. Хе, хе, хе. Ну что, готов?
Запрягай тогда, поехали!

Фанагория – это старая, старая древнегреческая колония. Стояла она на берегу Керченского залива, на Таманском полуострове, ещё до нашей эры. Хочешь подробнее узнать - энциклопедию возьми. Я ведь не нанимался тебе историю Древнего мира преподавать. Тут свою пока вспомнишь, умаешься. Да не обижайся на старика. Я с тобой без реверансов. Мне, как  говорится: «По сроку службы положено». 1903 года я. Что? То-то!

Одним словом назвали «Фанагорией», и назвали. Я не возражал. Шутка, да. Видишь, с юмором ещё дед.
Хоть присвоили мне женское имя, а пахал я как лошадь. Тьфу ты, опять. Как конь я пахал - так точнее будет. И случилось так, что в Ростовском порту, из кораблей, я дольше всех других отработал, целых шестьдесят пять лет. Это для парохода – о-го-го! А для ледокола – тем более. За работу, наверное, и уважали люди. Ну и повоевать мне тоже пришлось, конечно. Всякого повидал.
Подожди, подожди не перебивай, я ж по порядку иду. А? Ты молчишь? Показалось, значит. Дальше слушай, что скажу.

Я ведь в нашем порту не первым ледоколом был, и не единственным. Ага. А то все – «Фанагория», да «Фанагория», свет им клином сошёлся на мне, что ли? Мне чужой славы не надо. Своей девать некуда. Потому и скажу тебе, что первый ледокол в Ростове-на-Дону появился где-то, в году 1898, я думаю. И звали его до того просто и незатейливо, что ты не поверишь. «Ледокол» его звали. Представляешь?!
Ага, вот так роди человека и назови его – Человек, понравится ему?  А нас, речных работяг, вообще, и не спрашивает ни кто, нравится – не нравится.  Дали имя – носи на здоровье. «Ледокол» и «Ледокол». Так его в портовых справочниках и в списках паровых судов записали в Комитете донских гирл в 1899 году. Правда, было там ещё одно название, вроде как полное, «Ледокол донских гирл». Звучит типа, как Человек Петрович, или, как Человек Иванович, например. Ну, так я же гирловому Комитету не указ. Тем более что Комитет, тот «Ледокол» сам и заказывал в Германии.
 

Писала наша газетка «Приазовский край» ещё в 1897 году, третьего октября. Что, дескать, - "27 сентября Комитетом донских гирл была получена телеграмма от завода "Говард Теверке" из Киля (Германия), на верфи которого строится пароход-ледокол для ростовского порта, извещающая о том, что корпус парохода уже обшит, и что на днях судно будет спущено на воду...». И ещё писали: «…В двадцатых числах текущего месяца пароход этот будет вполне готов к морскому плаванию, выйдет из Киля и морем вокруг Европы пойдет на Ростов, с таким расчетом, чтобы прибыть в гавань в первой половине ноября. На прошлой неделе, командированным на верфь инженером Н.Г. Киселевым, был проведен предварительный осмотр  парохода.  В настоящее время, на пароходе устанавливается паровой насос, который сможет выкачивать до 60 000 ведер  воды в один час работы».

Точно не скажу я тебе, когда «Ледокол» прописался в Ростовском порту. Будем считать среднее, между 1897 годом, от которого статья в газете была, и 1899 годом, где он в списках портовых появился. В аккурат 1898 год получается, это чтоб ни кому обидно не было. Ну а будут спорить люди, пускай. Нам пока без разницы.
Да, чуть не забыл. Как звали его первого капитана, я помню. Павел Спиридонович Арсени, вот как. Штурманом дальнего плавания был человек сначала, а потом, видать по возрасту, он в речное ведомство перешёл.
 

Дальше, чтоб понятнее было, нужно тебе знать, чем таким был знаменит на самом деле Комитет донских гирл. Первые два слова понятны в его названии. А вот «гирло» - что за зверь, и с чем едят его, надо разобраться. Так и быть, чтоб быстрее было, я сам, вместо тебя в справочник загляну. Короче.  «Гирло» -  это название рукавов и проток в дельтах крупных рек. Кроме самих рукавов, гирлами называются также окончания речных устьев, которые продолжаются в морской части дельты, в заливе, или лимане.
Гирлами также называют пролив, канал или вообще более или менее глубокий фарватер, проложенный естественным течением реки или искусственным спрямлением в дельте реки.
 

Теперь понятно тебе, что для донского судоходства тот Комитет был вроде мамы родной. Да чего там рассказывать. В этой книжке про него отдельная глава есть. Мы давай с ледоколами будем разбираться.
Обязанностей у «Ледокола донских гирл» было невпроворот.
Навигацию открой, потом закрой. Ледовые траншеи по всем ростовским и нахичеванским пристаням пробей, и весной ранней, и поздней осенью. А летом, как буксир работай. Баржи таскай. Шаланды и машины землечерпальные по гирлам развози, двигай их туда-сюда по реке и притокам её. Ищи мели, разведывай дно. Да вон, только за одну навигацию 1902 года «Ледокол» провёл по Дону 610 судов. Ещё и спасателем работал. К примеру, в отчёте одном записано: «13 августа парусное судно Авдеенко с грузом угля идя в море парусами, у 29 фонаря рыскнуло к линии черных вех и стало на мель, снято было с мели пароходом «Ледокол» и выведено в море». Так-то.
Ну и, конечно, ещё вошёл мой старший брат в мировую историю. Аж завидно, ей Богу. Вот честно. Тебе только и признаюсь.

«Ледокол» участвовал в радио-эксперименте Александра Степановича Попова.
Только не ври мне, будто не знаешь, что первый гражданский беспроводной радиотелеграф в Российской империи  у нас на Дону появился.  В 1901 году по решению всё того же гирлового Комитета, на нижне-донском острове Перебойном построили Лоцмейстерский пост и открыли там под руководством и с участием самого Попова телеграфное отделение «Донские гирла». Это и была первая гражданская радиостанция в России. Радиосвязь тогда только зарождалась во всём мире. А у нас в стране она до этого была применена только на военных кораблях Черноморского и Балтийского флотов, да и то практически в экспериментальном варианте. Вот тут-то наш донской Комитет и подсуетился. Передовые в нём были люди, хорошие, грамотные.
 

В 1902 году Попов приехал снова и установил свой передатчик на «Ледокол». Пароход стартовал вниз по Дону, в Азовское море и Таганрог. От Перебойного ему посылались сигналы, он радировал обратно. Чёткость связи на всём расстоянии показала, что радио Попова может обеспечивать судовую связь, как по Дону, так и во всём Таганрогском заливе! Вот так!
Радиосвязь сообщала судам о водной и погодной обстановке, о глубинах и изменениях фарватеров в гирлах. Появилась возможность докладывать о неполадках и вызывать экстренную помощь. Да и ещё много чего всякого разного появилось в донском судоходстве благодаря радио, ну и «Ледоколу» конечно. В том году он закрывал навигацию походом от острова Перебойного в родной порт. В газетах писали, что «…21 ноября… по распоряжению Комитета пост закрыт, начальник поста с командой на пароходе «Ледокол» отправился в Ростов, куда прибыл 23 числа… Толщина льда по реке местами от 7 до 8 вершков… При здании Лоцмейстерского поста оставлены на зиму 1 боцман и 5 матросов».

Ранние наступили тогда морозы. Это же, на сегодняшний размер, 30-35 сантиметров оказалась толщина донского льда уже в конце ноября 1902 года. Попробуй-ка, расколи такой ледок. Тем более, ты же нас на фотографиях видел. Это название только такое гордое – ледокол, а по виду, буксир буксиром. Да чего там, вот, есть же данные:
 
Водоизмещение, т:
-стандартное ..................................122;
-полное .........................................155;
Мощность силовой установки, л.с. ... 240;
Длина, м:
-полная ...................................... 24,5;
-по перпендикулярам ................... 22,6;
Ширина, м ......................................5,3;
Высота борта, м ..............................2,7;
Осадка, м ............................. 1,9 – 3,6;

Чертёж ледокольного буксира.

"Фанагория". Изображение из журнала "Техника - молодёжи" за сентябрь 1994 года.

Судоходство быстро развивалось в те времена. А своего ледокола в Ростовском порту не было. У «Ледокола – первого», работы по всем гирлам и так через край.

Вот тут и я, получается, вовремя родился в 1903 году, по заказу Министерства торговли и промышленности, на судостроительном заводе в городе Николаеве. Тогда, между прочим, несколько таких же ледокольных буксиров построили для российских портов. И звались они, «Лебедин», «Кабардинка», «Горгипия», «Либава», «Орешек», «Рига», «Ногайск» и «Пантикапея».
Но, признаюсь тебе что, как в той песне поётся, «час зачатья я помню не точно». Потому, как первая запись о «Фанагории» в официальных справочниках по Донской области появилась  только в 1905 году. Сказано там, что командовал мной Кузнецов Иван Севастьянович. Потом, лет через пять, другой капитан стал на мостик, Чертков Дмитрий Тимофеевич. Много их потом было, капитанов, всех и не вспомню теперь.
Чего мне только делать не приходилось. Служил, и для буксировки судов, и для отливания воды из затонувших кораблей, с мелей снимал неумех всяких, лёд колол в начале и в конце навигации, пожары тушил.

На пару с «Ледоколом» мы тогда много чего наворотили. Хвастать не буду. На вот, сам газетку почитай. Лет сто назад, статейка вышла:
«23 ноября возвратились в Ростов "Ледокол" гирлового комитета и портовой ледокол "Фанагория". С ледоколами пришла паровая шхуна товарищества Парамоновых "Дунай", груженная 50 тоннами озимой пшеницы, из станицы Царедаровской. "Дунай" 14 ноября снялся из ст. Царедаровской, но штормом был загнан в Мариуполь, откуда 22 ноября вышел при помощи ледокола мариупольского порта и шел до встречи с "Ледоколом" гирлового комитета и "Фанагорией", которые, исполнив возложенные на них поручения в гирлах, помогли "Дунаю" вернуться в Ростов. "Дунай" и "Ледокол" гирлового комитета за Чумбурской косой были затерты льдинами и только после больших усилий и с помощью "Фанагории" им удалось выбраться и прибыть в Ростов. "Дунаю" льдом нанесены небольшие повреждения".  

А вот ещё запись в отчёте гирлового комитета за 1910 год:
«11 июля пароход «Григорий Козлов», идя с моря к Ростову, выше Азовской протоки у парома, у левого берега стал на мель; по сообщению капитана парохода «Ледокол» г. Череватенко, пробовали его снимать «Ледоколом» Комитета и портовым «Фанагория», но вследствие убыли воды снять не могли, и только на 3-й день, т.е. 13-го числа с прибылью воды пароход был снят «Ледоколом» Комитета и ушел в Ростов».

Такие дела. А пожары! Что ты! Вот, к примеру, весной 1911 года сразу два потушил. Ну не одновременно, конечно, а так, почти друг за другом.

Сначала на углу Богатяновского спуска и Нижне-Бульварной улицы загорелось. Что, не помню уже. Постройки какие-то, да не одна, а много. Насосная станция Богатого колодца, в городе самая крупная, и та не смогла воды дать сколько нужно. Тут я подошёл, кинул трубу на берег под брандспойты, включил насос, ну и даванул как следует. А насос у меня брат, я тебе скажу, - не балуйся! Шестьдесят тысяч вёдер воды в час выдаёт, выдавал, то есть. Это на литры … 720 тонн получается. Потушили, конечно!

Тут, через пару дней, опять беда. Горит кожевенный завод братьев Карш в Нахичевани, напротив 9-ой линии. Тогда ведь рядом с берегом много всяких производств было. Это теперь у вас одни рестораны, да кафешки на набережной, а раньше… Короче, полыхало сильно. И ростовская Крепостная пожарная часть тушила, и Нахичеванская команда с паровой пожарной машиной, её на двух паровозах с водой в цистернах по железнодорожной ветке подогнали. Но сами бы они с огнём не сладили. Даже после того как я подключился, мы всем «габузом» пламя долго погасить не могли. Еле, еле за шесть часов управились.

А про пожар тридцатого года, что на бывшей Парамоновской мельнице уже при советской власти случился, я и вспоминать не хочу. Тяжело мне. Знаешь, как будто за сердце хватает. Самое большое несчастье в мирное время, на моей памяти. Зима была. Ночь. Вначале рвануло так, что по всему берегу окна в домах повылетали, а потом горело три дня. Со всего города пожарные тушили, из Новочеркасска подмогу вызвали. А воды нехватка. Но я лёд сломал, подошёл скоро, как только смог, и до конца не уходил, давал воду пока не погасло. Людей тогда побило… человек семьдесят до смерти, и больше сотни обгорело. Жалко людей до сих пор.

Да ладно. Что я всё о грустном  да о грустном.

Ведь всякое случалось. И веселье было. Вот, например, весной. Это теперь вы о том, что на Дону лёд пошёл, по интернету узнаёте. А раньше такое событие, чуть ли не праздником считалось. Особенно, если зима затяжная, ну, как в 1929 году, например. Холод собачий уже надоел всем. И тут весна. Солнышко со всеми здоровается. Нужно навигацию открывать. Дают мне команду, - пора, - дескать, - приступай. Есть, - говорю, - так точно! Приступаю.

Ну, так это ж событие было! Зрелище! Воскресенье. Народу по берегу не счесть. Как в театре собрались, уселись по склонам, греются на солнышке, словно ранние мухи, и смотрят, ждут начала.  Пьеса называется: «Лёд тронулся», или, «Весна идёт».

А я накануне, в субботу, прошёлся вдоль наплавного моста, что к левому берегу  напротив Будённовского проспекта на зиму прижимался всегда, лёд сломал, сам размялся и место заодно для маневра подготовил. Потом через Дон дорожку проломал для буксиров и баркасов, ходите - кому не страшно.

В воскресенье, с утра, уже стою в центре, над Управлением порта, весь такой «не при делах». На народ собравшийся внимания не обращаю. Дескать, - мне до вас и дела нет. Чего вы тут собрались?
Экипаж с палубы на лёд семечки поплёвывает, курит и зевает. Матросики и  вида не подают, что сегодня они здесь на главных ролях значатся. Однако, все «с иголочки», усы подстрижены, подбородки выбриты. Палуба у меня надраена, все медяшки огнём горят - смотреть больно.
Машины над управлением порта бибикают как на свадьбе, только цветов не хватает. Вжик, вжик, подъезжает начальство. Собрались вроде.

Всё. Пора. Дают отмашку. Тут я, как ревану сиреной, как швартовы сброшу, дым из трубы… мать моя женщина. Народ весь, только – «Ах». Загалдят, обрадуются. «Пошёл, пошёл», - кричат. Дети давай по набережной носиться. Мужики закурят дружно от волнения, дым по берегу пустят. Девчата захохочут, от чего, не знаю.
Ну, а я, по вчерашней полынье развернусь по течению, разбегусь и на лёд грудью – хабах! Треск, визг, смех, не разбери – поймёшь. От причала «ура» кричат, руками машут. Я им сиреной ору в обратную! Праздник у людей!
Подуспокоятся потом все, но не расходятся, ждут. Я лёд у разводного железнодорожного моста сломаю, и вниз, к Гниловской затем спускаюсь.
И тут трогается всё с места. Куски льда, что по течению пошли, сами себе дальше путь ломать начинают. Ледоход, одним словом.
«Мама, мама, куда мы плывём?!» - малыш на пристани пугается, лезет на руки. А это Дон пошёл раздеваться, и одежду зимнюю стягивать, жарко ему стало.
С берега кажется, что не река с льдинами движется, а тебя несёт куда-то. Тут уж, каждый за себя радуется. Весна пришла! Перебороли холода, зиму прожили. Весь день гуляют по набережной. До сумерек шумят. Ну, а я, что? Всё. Работа началась. Навигация.

Вообще-то с зимой шутки плохи. Помню, в 1915 году, сначала оттепель случилась выше по Дону сильная, а потом снова мороз придавил. Наработала погода, не пойми чего, и начался ледоход. Да так попёрло, что все суда на зимовках сорвало с якорей, и бросило под железнодорожный мост, повредило ему фермы. И мне досталось. А что?! Ни кто тогда и «мяу» сказать не успел, ночь, команда вся на берегу. Вручную потом они меня из торосов вырубали, вытаскивали. О том случае в этой же книжке подробнее написано. Там, где про разводной «Американский» мост рассказывается. Прочтёшь, если захочешь.
Тогда, видно подумали на берегу, что одному мне тяжеловато с напастями ледяными справляться, и к октябрю того же пятнадцатого года, к зиме поближе, прикомандировали из Таганрога к Ростовскому порту ещё один ледокольный буксир под названием «Горгиппия», в помощь по охране железнодорожного моста. Так, мы втроём, «Фанагория», «Горгиппия» и «Ледокол», через пару лет встретили вместе новые революционные времена.

Отсюда у нас как бы другая глава начнётся. И в ней я сначала о своих друзьях, а потом уж о себе расскажу.
 

Самая короткая с «Горгиппией» история была. Ты глянь. Вот  же, привычка. Пока не объясню сам себе, что название корабля означает, душа не на месте. Горгиппия, это  ещё один старинный античный город на побережье Чёрного моря. В самом начале нашей эры его варвары разрушили. Так, что мы с этим ледоколом, получаемся земляки, не только по порту приписки, а ещё и по названным местам. Фанагория от Горгиппии недалеко ведь располагалась.
 

Ну, так вот. Земляка моего, «Горгиппию» то есть, в Первую мировую войну, мобилизовали в военный флот. Побывал ледокол в плену у немцев, но выкрутился.  Послужил в Гражданскую войну где-то на Чёрном море под именем «Атаман Каледин» в составе Южных белых морских сил.  А в конце Гражданской, по неясным данным, вроде как убыл за рубеж. Вот и всё, что я знаю о нём.
С «Ледоколом донских гирл» всё интересней получилось. Хоть книжку пиши.

В Первую мировую, в пятнадцатом году, мобилизовали его по военно-судовой повинности, так же как и «Горгиппию» на Чёрное море, в состав плавсредств Севастопольского военного порта. 16 декабря 1917 года, считай через месяц после начала революции, «Ледокол» поднял красный флаг и стал большевиком, черноморским краснофлотцем.  Однако советскую власть защищал не долго. 1 мая 1918 года попался в лапы к немецким интервентам и был ими благородно возвращён прежним хозяевам, то есть Комитету донских гирл, что в белогвардейском Ростове-на-Дону старался до последнего нормальное судоходство обеспечивать.

После, как беляков турнули в январе 1920-го, «Ледокол» опять «покраснел», национализировался, вооружился и зачислился в состав военной Доно-Азовской флотилии. И само собой не под прежним именем. Назвали его тогда новые хозяева по другому - «Сталин». Вот, ни много, ни мало. А ты думал как?

С таким-то имечком служи себе и служи спокойно, только радуйся. Но тут, чёрт его знает зачем, и чёрт его знает кем, было принято решение. Я их и сегодня не пойму, а тогда и подавно недоумевал, «мекал» только от изумления. Видать дураков на Руси всегда хватало.

В 1928 году «Сталина» передали Каспийскому морскому пароходству. Ты вообще карту России тогдашнюю видел? Что, «ну»?! Волго-Донского канала не было тогда, его только после Великой Отечественной войны построили. И «почапал» наш ледокольный буксир своим ходом из Ростова сначала в Азовское и Черное моря. Потом он прошёл проливы Босфор и Дарданеллы, Средиземное море, Гибралтарский пролив, Бискайский залив, пролив Ла-Манш, Северное море, Кильский канал, Балтийское море, и добрался, слава Нептуну и КПСС, в славный город Ленинград. Ну, так это же не всё ещё! Дальше он пошел реками, по Неве, озерам, Мариинской системе, Шексне, вышел к Рыбинску и затем примерно 2000 км спускался вниз по Волге до Астрахани, дальше шёл по Каспийскому морю до Махачкалы.
Я, вот не знаю. Видимо просто не считал ещё ни кто, но может это рекорд какой-то был мировой по дальности плавания среди судов нашего класса. Это ж сколько угля сожгли и какой моторесурс выработали, а? И нынешним не снилось. Ну, рекорд не рекорд, а как памятник глупости чиновничьей, тот поход и сейчас можно в пример приводить.

Тем более, что когда наш ледокольный буксир «Сталин» до Каспия добрался, у них там свой большой пароход «Сталин» уже к тому времени появился. Два вождя для одного моря многовато. Терпели, терпели и переименовали «Ледокол» в «Шаумяна», 7 мая 1934 года. Шаумян, Степан Георгиевич – это знаменитый бакинский большевик. Ты, милый мой, опять же, если побольше про него узнать захочешь, в справочники загляни, ну или «прогугли», как у вас сейчас говорят. А я, дальше про дружка своего расскажу.

В Великую Отечественную «Шаумян» служил как все. На Каспии тогда, конечно потише было. Не геройствовал он, но и от работы не прятался. Вкалывал, как мог, все силы отдавал на общее дело победы над фашизмом, грузы возил, суда буксировал. В 1947 году, всё, кончился «Шаумян». А куда ещё? Ну-ка с 1898 года, это сколько будет? 49, да считай 50 лет пароход провкалывал. Плюс, ещё поход тот вспомнить если, да годы революции и двух войн посчитать, один за три. Нет, достойно, достойно наш «Ледокол» поработал. Слов нет!
Со мной его, правда, не сравнишь. Я-то, 65 оттянул. Но, тут кому, как на судьбе написано.

«Ледокол донских гирл» законсервировали и поставили на прикол в Бакинском порту. Там он в скорости затонул. В 1950-ом его подняли и порезали на металлолом. Нормальный конец для старой посудины. Все там будем.
Вот. О корешах своих я тебе всё рассказал. Теперь и о себе можно. Ты, это, извини, что долго говорю. У нас стариков так. Редко, когда поболтать удаётся с новым человеком. А тут, в кои-то веки, вспомнили. Ты послушай. Уже немного осталось.

"Фанагория" на буксировке.

Всю революцию и Гражданскую войну, я прослужил в Красной армии. Звался я тогда «Емельяном Пугачёвым», и было у меня вооружение, две пушки семидесяти пяти миллиметровые, да парочка пулемётов. Походил я, повоевал, отстрелял своё и демобилизовался в мирное время. Снова стал «Фанагорией», когда вернулся в Ростовский порт.  Работать-то надо!? Вот и работал, как всегда умел, без лени.
В Великую Отечественную войну топили меня дважды. Сначала, фашисты во время первой оккупации. Но, наши тогда вернулись скоро. Подняли меня, подлатали, подправили. Стал я опять портом заниматься.
И с наплавным мостом, напротив Будённовского проспекта возни было много, и железнодорожные мосты через Дон помогал исправлять, налаживать. А там стрельба, бомбёжки всякие. Не дают, гады, работать. Что смог, сделал.

Во второй раз, свои топили. Это, чтобы я, значит, немцу не достался. Вторая оккупация накатила. Сталинградский фронт командует, - отступать и пароходов противнику не оставлять. Не успел я в Азовское море уйти.  И затопили меня. Рядом с хутором Донским. Недалеко от берега.
Как только наши освободили Ростов в феврале сорок третьего, так сразу организовали Доно-Кубанское восстановительное управление. Стали поднимать на воду затопленные суда и опять их делу приспосабливать. За год 200 судов спасли! И это, представь, когда ни мужиков здоровых, ни машин, ни средств, ни каких не было!
Меня, считай, чуть ли не самым первым поднимали. Это мой второй механик, Донин Михаил Алексеевич, вовремя вспомнил, где я на дно прилёг. Сначала один плавучий кран из Дона вытащили, наладили его, потом и меня зацепили. А дальше пошла работа.

Чего только не приходилось исполнять... С грузами бегал и в Мариуполь, и в Ейск, и в Таганрог с Темрюком. Эти бомбят, а я бегу. Есть, что вспомнить. Ну и ледок, конечно, ломал. Баржи таскал. Под конец войны уже, считай, на мирный труд перешёл.

Компас с ледокола "Фанагория" в Азовском музее.

Дальше, порт заново отстраивали, восстанавливали набережную, мосты возводили. На возраст как-то внимания и не обращал. Некогда всё, да некогда. А потом, в 1968 году, вышел и мой срок.
Да, какая тебе разница, где меня потом на куски порезали?! Ерунда это всё. Такая у нас, у работяг – буксиров, участь. Отработал своё, уступи место, дай другим поработать. Лично я, на судьбу не в обиде. Всякого повидал. Да и людям, видишь ты, запомнился. Вот, даже в книжку попал. Компас мой ещё сняли, и в Азовском краеведческом музее на тумбочку специальную поставили. Вот, мол, глядите люди. Был такой буксир ледокольный, заслуженный донской пароход «Фанагория»!

И ещё похвастаюсь тебе, мил человек, напоследок. Тёзка-то мой, или внучонок, как назвать уж его не знаю, и сейчас по воде бегает. Что ты! Не мне чета. Красавец, богатырище, по сравнению с дедом. Ледовый буксир типа «Портовый» - «Фанагория»! Он и в Азовское море корабли провожает.

Ты, если увидишь его на Дону, кланяйся от меня. Больше ни о чём и не прошу. Кланяйся только, не забывай!

Игорь Ситников.
Из книги: "Ростовский порт – история в лицах".